Рижский художник Сергей Демин
прославился, выиграв конкурс лондонской Saatchi Gallery. Демин трижды выходил в
финал виртуального конкурса Saatchi Showdown, организуемого онлайн-галереей
Saatchi Art. Дважды победу в конкурсе Сергею приносили изображения обезьян, стилизованные
под православные иконы. Таких картин у него несколько, названия говорят за
себя: "Борис и Глеб", "Николай", "Богоматерь”. Из
интервью художника Радио Свобода:
Изначально конкурс был связан с Saatchi
Gallery, которой и принадлежала онлайн-платформа. Потом ее перекупили
американцы откуда-то из Флориды. Там зарегистрировано несколько десятков тысяч
художников. Раньше конкурсы проходили раз в четыре месяца, теперь реже. На
сайте появляется объявление, ты выбираешь свою самую замечательную работу и
номинируешь. Потом в Лондоне организуют выставку финалистов. Но "Синяя
обезьяна" на нее не попала, потому что я ее быстро продал.
– А
почему вы выбрали "Синюю обезьяну"?
– Подобная работа с двумя обезьянами под
названием "Борис и Глеб", которая была нарисована еще в 2001 году, в
2010 году получила очень много 
позитивных отзывов и победила. В 2014 году я
нарисовал "Синюю обезьяну" и подумал, что будет логично ее тоже
выставить.
– То есть вы просчитали хитовый формат?
– Наверное, можно и так сказать. Все три
раза я побеждал с очень странными работами. Во второй раз вышла в финал картина
"Зингер-машин", на которой человек просто шил. Логику просчитать
трудно, но обезьяны прокатывают.
–Обезьяны или иконы?
– Это, конечно, обезьяны, но написанные в
иконописной манере. У меня дома лежал набор открыток с иконами, я оттуда
выбрал как образец одну, кажется, XVI века. Специально даже не искал, взял ту,
которая мне больше других понравилась, и срисовал.
– Вы
верующий?
– Нет, я атеист.
– Для
вас канон не имеет никакого значения, вы его не читаете?
– Ну, нет, я понимаю, что такое канон и все
эти нюансы, но, честно говоря, когда я использую иконописные мотивы, я не
вкладываю в это никакого смысла. Я не имею намерения кого-то оскорбить, мне
просто нравится иконописный стиль: это красиво, хорошие краски, статичные
фигуры и так далее. Некоторые видят в этом чистое оскорбление, некоторые –
соединение древности с современной жизнью, эклектику, смесь православия и
буддизма, индуизма. Если же искать действительную причину, которая заставляет
меня так рисовать, наверное, это ирония отчасти. Обезьяны мне вообще с детства
нравятся. Передачи по Discovery о них всегда вдохновляли, интересно было, как
они себя ведут, между собой общаются. Мы от них произошли, это сто процентов,
наши гены очень близки.
– Вы
просто взяли две любимые вещи, которые оказались под рукой, иконопись и
обезьян, и соединили без особого философствования?
– Философский смысл пусть критики ищут.
Когда что-то рисуешь, работа идет на подсознательном уровне. Я не придумываю
сложную схему, которую можно записать на бумажке.
– Ничего
антиклерикального в ваших картинах нет?
– Я, во всяком случае, ничего такого в них
не вкладывал. Православных специально обидеть не собирался. Если мне очень
захочется, я возьму католическую икону. Это просто игра образов…
– И
композиция, напоминающая "Троицу", тоже не имеет отношения к Троице?
– Там три сапера сидят. Есть известная икона
"Моление о чаше", а у меня "Моление о фугасе". Терроризм,
взрывы в городах, разминирование – очень острая социальная тема. Трудная и
опасная работа. Саперы гибнут. Отчасти то, что они делают, это богоугодное дело
– спасение жизней. Я к ним с большим уважением отношусь, и это правда, безо
всякой иронии.
– А как
вы относитесь к возможности оскорбить чувства верующих? Вы уважаете
чувства мусульман, христиан?
– Если эти чувства глубоки, они не могут
быть оскорблены. Если ты веришь, тебе какое-то изображение, фильм, что угодно
визуальное должно быть абсолютно безразлично.
– Синюю
обезьяну в облачении православного епископа в нынешней России вам вряд ли
удастся выставить.
– Я не стремлюсь, чтобы меня показывали по
Первому каналу, но эти так называемые иконы у меня покупают с рук или через
интернет.
– Какое
образование у вас?
– Я окончил историко-философский в
независимой Латвии. История меня очень раздражала уже на втором курсе, хотя я,
сцепив зубы, честно получил бакалавра. Потом поучился на ювелира немного, и уже
потом поступил в академию художеств. Скажи мне кто-нибудь во время учебы в
университете, что я поступлю в академию, я бы не поверил. Рисование до того
меня не интересовало.
– Чем
история раздражала?
– Когда читаешь сам о том, о чем хочешь, это
кажется интересным. А от ежедневных лекций тошнит.
– Что
тогда интересно? Выбирать какие-то куски знаний, немного истории, немного
биологии, философии, искусствоведения и играть ими?
– Да, наверное, ближе всего к этому. Но это
так или иначе происходит, мы же ни по одному предмету не получаем исчерпывающей
информации. Изо всех прочитанных текстов, пересмотренных картин запоминаются
совсем немногие. А что до картин, я в них идеи не закладываю. Они появляются сами
по себе, более или менее сложные в зависимости от багажа знаний и жизненного
опыта художника. В живописи все происходит довольно банально и просто. Для
меня, во всяком случае.
– То есть художник – ребенок, который может жонглировать знаниями, опытом, ощущениями, образами независимо от того, что эти образы значат в мировоззрении других
людей?
– Скорее всего, так оно и есть.
Радио Свобода
