Сначала две показательные новости, а потом замечательные
выводы здравомыслящего соц.работника.
Первая новость, от 3 декабря 2013. Британские власти
принудительно изъяли ребенка из утробы матери. Социальные службы графстваЭссекс организовали беременной женщине операцию кесарева сечения и изъяли
младенца в соответствии с законом о психическом здоровье. В вину матери вменили
приступ паники, власти сочли, что эта ее склонность не позволяет ей воспитывать
детей.
И вторая новость, от 14 ноября 2013 г. Патриархия Грузии
выступила против создания защитниками ЛГБТ детского приюта. Неправительственная
организация «Идентичность», активно защищающая права сексменьшинств, выступила
с инициативой открытия приюта для бездомных детей в Тбилиси.
Теперь выводы. Главная идея новой семейной политики: вместо
семьи дети должны содержаться в «воспитательных сообществах». На Красноярской
конференции мне предстояло высказаться о языке новой семейной политики. И, как
это бывает, пока работал над связным текстом, для себя самого понял что-то
новое.
Мы давно говорили о двух источниках «семейной реформы»:
1) миропроектные, отраженные в известных лозунгахфорсайт-проекта «Детство-2030» и
2) очевидные интересы бизнеса (в том числе «научного» и
«социального»), для которого семейная сфера — открывающаяся ниша рынка «услуг»
и получения грантов.
Но пока у меня в голове они жили отдельно, оставалось
ощущение недопонятости. Теперь сложилась простая картинка задуманного, из
которой следуют и стратегические лозунги, и ближайшие интересы. Ключевая идея
форсайт-проекта выступила на первый план.
Но сначала немного цифр. 10 октября руководители органов
опеки Новосибирска и области участвовали в пресс-конференции в прямом эфире
передачи «Встречи на Вертковской». В зале сидели образцовые приемные родители,
и я задал вопрос опеке: сколько они получают на детей из бюджета? Мне ответили,
что в нашей области мачехи получают в среднем 8652 рубля на ребенка и около
19500 себе. То есть в Красноярске, когда называл сумму в 17000 руб., я
поосторожничал: можно было сказать 28000.
Я попытался объяснить, что возмущает в этих цифрах настоящих
родителей. Когда детей отбирают фактически за бедность, гораздо меньшей суммы
хватило бы, чтобы семья выправилась, но платят не родителям, а тем, кому отдают
отобранных у них детей. Однако идея платить пособие настоящим родителям обычно
оказывается для депутатов и служащих слишком неожиданной, во всяком случае с
первого раза. «На своих-то детей — зачем?» — таков обычный ход их мысли.
После антиювенальных протестов общественности на открытых
мероприятиях соцслужб стало дежурным причитанием нечто вроде «конечно, в первую
очередь надо заботиться о кровной семье». Но говорящие это в лучшем случае
обманывают сами себя. Потому что слова словами, а реформа движется деньгами. А
деньги, как мы видим, сейчас направляются государством не в семью, а в создание
и развитие института замещающей семьи на профессиональной основе. Разница между
видами таких «семей» (раньше говорили точнее и честнее — «семейный детдом»)
только в способе устройства их «руководителей» — на подряде у опеки или в штате
у детдома.
И тут вспоминаются лозунги: «Дети должны содержаться в
воспитательных сообществах», «Родительство должно быть профессией». И все
складывается. Именно в этом идея: вместо семьи дети должны содержаться в
«воспитательных сообществах».
Вся агитация за такую реформу строится на рекламном штампе:
«Понятно же, что в семье лучше, чем в детском доме». При этом ни одна из сторон
этого «понятно же» не предъявляется обществу развернуто:
1) почему в детском доме нельзя хорошо воспитывать, при том
что в эту систему передается больше денег в расчете на ребенка? (и где тогда
деньги, кстати?)
2) какие проблемы возникают у воспитанников профессиональных
мачех (а они есть, несмотря на наличие положительных примеров)?
Так, считается самоочевидным, что детдома — это ужасно. И
впрямь, дети из них выходят настолько неприспособленными к жизни, что потом
госслужбы и НКО занимаются «постинтернатным сопровождением» выпускников, не
умеющих ни себя обслуживать, ни содержать свое жилье, ни просто тратить деньги.
То есть налицо педагогический брак, обременительный и для государства. Признав
его как результат развала системы детдомов, общество могло бы строго
потребовать восстановления и улучшения системы, тем более что и история, и
современность дают и положительные образцы интернатов. Однако, начатая
«модернизация детских домов» (в Новосибирской области, по сообщениям прессы, на
нее направляется 100 млн рублей) связана вовсе не с педагогикой.
6 ноября я был на секции открытой городской
научно-практической конференции отрасли опеки и попечительства, специально
посвященной этому вопросу. Цель реформы там объяснялась просто. Детский дом
теперь должен быть для детей не домом, а местом временного пребывания — перевалочной
базой (выражение докладчиков) для передачи детей в приемные «семьи». Педагоги
должны будут заниматься тем же, чем сейчас занята опека — подбором приемных
воспитателей, сопровождением приемных семей. В областном центре из восьми
«организаций для детей-сирот…» пять станут «центрами содействия устройства в
семью», а три — «центрами постинтернатного сопровождения».
На этой конференции интересно было увидеть два
противоположных настроения в зале.
С одной стороны, необъяснимый энтузиазм и энергичность городского
руководства опекой, которое очень торопит. Оно видит и проблемы, но призывает
всех все быстренько обдумать и преодолеть. Среди осознанных и озвученных
проблем — почти полное отсутствие нормативной базы (есть только два письма
Минобрнауки), нехватка квалифицированных кадров, отсутствие продуманных схем
взаимодействия и пр. Ничего, дескать, это все наживное, главное начать. При
разговоре о кадрах возникает заинтересованное оживление со стороны НКО, заходит
речь об аутсорсинге — о том, что не обязательно иметь специалистов в штате гос.
учреждения, а их можно будет привлекать на коммерческой основе по конкретным
ситуациям с детьми!
С другой стороны — недоумение директоров детдомов и даже
руководителей районных опек: «дайте время подумать!» Кто-то из них уже
понимает, что времени не дадут — как смиренно заметил один из директоров,
«корабль уже вышел в море». Они профессионально видят, сколько проблем надо
решить прежде, чем что-то менять (в том числе и не связанных с этой реформой).
Кажется, если им дать их решить, то никакая модернизация будет не нужна.
Каково будет детям жить в учреждении, которое сразу строится
не как их родной дом, а как что-то между вокзалом и торжищем? Устоят ли сами
эти учреждения без педагогической идеи во главе и без специалистов в штате? Или
еще глубже опустятся до такого состояния, что будет гуманнее отдать из них
детей куда и кому угодно? А куда отдать, если, представьте, завтра (что очень
вероятно), бюджет не сможет платить профессиональным мачехам по 28 тысяч на
ребенка? На корабль?
Итак, мы видим, что и другая затратная составляющая
«семейной реформы», модернизация детдомов тоже только обслуживает развитие
«профессиональных воспитательных сообществ». В итоге из трех сфер, где
находятся дети (семья, то есть родная; система детдомов; подконтрольные
«воспитательные сообщества»), первую реформа обходит вниманием, а вторая меняет
свою функцию, ориентируясь на развитие третьей. Значит, это развитие системы
искусственных «семей», а вовсе не укрепление естественных семей и есть главная
суть реформы.
Cемьи (настоящие — приходится пояснять) оказываются в
проигрыше не только в бюджетном смысле. Возникает система интересов,
направленная против них. У приемных семей — интерес не возвращать детей в
семьи. У ориентированных на их развитие служб — интерес расширять эту «третью
сферу» — отсюда безстыдные идеи «раннего выявления неблагополучия»,
расширительное толкование насилия и пр.
В итоге начался реальный сдвиг в сторону «профессионального
родительства». То есть движение к совершенно другому обществу.
И мы должны обратить внимание на темпы и сроки: если уже
через год детским домам ставят задачу взять на себя функции посредников по
перемещению детей, то не говорит ли это о том, что в ближайшее время транзитный
поток через них должен будет увеличиться?
Корабль уже вышел в море. За кем?
Александр Коваленин