Прошли
времена, остались сроки, – это так бабушка Лиза говорит.
Стала она
так говорить, когда заметила, что в ее «годовой» лампаде стало больше масла. То
есть не больше масла, а его стало хватать на большее время. Раньше лампаду
заправляли на Пасху, и она горела до следующей Пасхи, ровно год. А сейчас масла
наливается столько же, а лампада горит до Вознесения, то есть еще больше
месяца. Какой отсюда вывод? Отсюда бабушка выводит, что времена сократились,
ускорились, все начинает торопиться к концу света.
В этом с
бабушкой согласен ее внук Сережа, а также бабушкин «допотопный», как она
говорит, знакомый, старенький отец Ростислав. Он уже не служит, живет недалеко
и потихоньку, с палочкой, приходит в гости.
Они сидят с
бабушкой за многочасовым чаем и вспоминают прошлую жизнь. Сережа сидит тихонько
и слушает старичков – и приходит к такой мысли, что раньше жить было тяжело, но
хорошо, сейчас жизнь стала легче, но тяжелее. Как так? А вот так.
– Раньше,
сестричка, – говорит батюшка, – служишь литургию и не знаешь, дадут ли слуги
антихристовы дослужить. Но уж, зато и знаешь, что Христос во всех твоих
прихожанах. А сейчас служишь-служишь, а потом своих же прихожан на каком-нибудь
дьявольском сборище видишь.
– Грех на
них, – успокаивает бабушка Лиза. – Уж нам с тобой за землю не надо держаться,
нам на небо со страхом взирать.
– Сгорит,
сгорит вся земля,– говорит батюшка и с трудом поднимается. – А проводи-ка ты
меня, раб Божий Сергий, до обители отца Виктора.
Сережа этому
рад-радехонек. Обитель отца Виктора – это большая квартира в большом доме. Но
какая бы ни была квартира, она, конечно, мала для семейства батюшки. В ней
столько людей, что Сережа не смог их ни разу сосчитать. Даже детей, не говоря о
взрослых. Жена отца Виктора, попадья матушка Зоя, называет семейство табором, а
отец Ростислав – колхозом.
Отец
Ростислав часто останавливается, но на встречные лавочки не садится: потом
тяжело вставать. Стоит, одной рукой опирается на палочку, другой медленно
сверху вниз проводит по седой легкой бороде. Ласково глядит на Сережу.
– Ты ко мне
на могилку приходи. Посиди, помолись. Батюшкой будешь, панихидку отслужишь, а
то и так навещай.
– Еще бы!
–говорит Сережа.
В доме отца
Виктора, как в «саду Могоморы». Это выражение матушки Зои. Детей у них уже
перевалило за десяток. Все тут есть: и Ваня, и Маша, и Гриша, и Владимир, и
Екатерина, и Надежда, и Василий, и Нина... всех не упомнишь. Шум, крик, стычки.
Матушка
жалуется отцу Ростиславу, как ей достается.
– Молись, –
говорит отец Ростислав. – Большие труды – великая награда.
– Когда мне
молиться-то, когда? – восклицает матушка. – Отец Виктор безвыходно в храме или
на требах, по старухам ходит, избаловал их, могли бы и в храм приползти.
– Матушка,
не греши, не греши! – торопливо перебивает отец Ростислав. – Муж твой,
венчанный с тобой, – вельми зело большой труженик. А Богу молиться всегда время
и место. Ты ведь небось от плиты не отходишь?
– Цепями
прикована!
– И молись!
И картошку небось чистишь?
– По ведру!
– Ну вот.
Ножиком нажимаешь, картошку повертываешь и говори: «Господи, помилуй»,
«Господи, помилуй», «Господи, помилуй»...
Тут они,
привлеченные ссорой, идут разбираться, в чем дело. Конечно, дети не поделили
игрушку.
– Лежит –
никому не надо, – говорит старенькая бабушка, мама батюшки. – А как один взял,
другому именно ее и надо.
Батюшка
Ростислав терпеливо объясняет обступившим его детям:
– Силой,
конечно, можно отобрать. Но на всякую силу есть другая сила. На пистолет –
ружье, на ружье – автомат, на автомат – пулемет, на пулемет – пушка... Но это
не сила, а дурь. А есть сила – всем силам сила. Какая? Это смирение. Хочется
тебе поиграть, а ты скрепись, перетерпи, уступи. Смирись. И победишь терпением.
Вот сейчас проверим. Нина, ты ссорилась? Из-за какой игрушки? А-а, из-за этой
машинки. С кем? Как тебя зовут? Вася? Беритесь, тяните, как тянули. Так. Кто
сильнее? Вася. А у кого смирение?
– У Васьки,
у Васьки! – кричит Нинка.
– Вот он,
женский характер, – говорит отец Ростислав. – Быть тебе, Нина, регентшей.
Передав отцу
Виктору поклон, Сережа и отец Ростислав идут на улицу. Сережа обнаруживает у
себя в кармане конфету, а отец Ростислав пряник.
Сережа
провожает батюшку и возвращается к бабушке Лизе.
Она вяжет
ему носочки. Вяжет, нанизывает на спицы безконечные петельки и шепчет при этом:
«Господи, помилуй», «Господи, помилуй», «Господи, помилуй»...
Владимир Крупин
Источник: http://www.pkrest.ru