В церковной истории известны не один и не два случая, когда желание опровергнуть то или иное лжеучение приводило к появлению нового, противоположного ему, но не менее пагубного, а иногда и более вредоносного. Так, монофизитство родилось из стремления убедительно опровергнуть несторианство, протестантизм возник из противостояния отклонениям папизма, разделения в среде самих протестантов – явление того же порядка. Итак, зачастую противодействие и обличение лжи не только не приводит к истине, но, напротив, ведет к новой лжи.
Кто-то может сказать: вот и модернисты впадают в крайности, но это только потому, что к этому их провоцируют некоторые отклонения (или крайности) в Православии. Однако на самом деле это не так, потому что модернисты борются против вымышленных ими же самими и ошибочно приписанных Православной Церкви отклонений, почему их критика всегда основывается на предварительно сфабрикованной грубой клевете против Православного Предания, которого они не знают, не принимают и отказываются признавать как таковое.
Итак, для нас важно понять, как, каким образом можно избежать «эффекта маятника»: как в желании отстоять истину, отвергая ложь, не уклониться в другую крайность и в действительности не оказаться… вне истины. Очень часто для этого выбирается довольно простой способ: при наличии двух крайних взглядов искать серединный путь. Православие, говорят некоторые, всегда держится середины, и приводят пример с почитанием святых. Вот, продолжают они, у католиков, например, имеет место преувеличенное почитание святых, которое вылилось в учение о сверхдолжных заслугах и практику продажи индульгенций (хотя на самом деле индульгенции вовсе не являются признаком особого почитания угодников Божиих). У протестантов же налицо другая крайность – абсолютное отвержение почитания святых, а значит, если мы православные, то должны придерживаться серединного пути. Но каким инструментом можно измерить точное расстояние от католического до протестантского лжеучения, чтобы найти желанную середину, никто не сказал. И неужели истина должна быть средним арифметическим двух неправд?!
Святой апостол Павел сказал: Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости. Если бы христиане должны были определять свой путь, отыскивая середину между убеждениями иудеев и эллинов, то они бы и до сего дня безнадежно плутали. Но, по словам апостола, путь христиан иной: А мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие (1 Кор. 1, 23–24). Не что-то среднее, но ни то и ни другое, то есть нечто третье. И не нечто, а Некто, и не третье, а Первый. Потому что учение Господа нашего Иисуса Христа – Православие – всегда первое и изначальное и никогда не было вторичным и производным, каковым обычно является учение, выработанное в ходе поисков серединного пути. <…>
СЛУЧАЙ НА ПЕРВОМ ВСЕЛЕНСКОМ СОБОРЕ
Посмотрим на примере церковной истории, к чему привело некоторых участников Первого Вселенского Собора стремление лавировать между крайностями.
Наличие двух противоположных взглядов было очевидным еще до созыва Собора. Александрийский епископ Александр, строго следуя Священному Писанию и учению своих благочестивых предшественников, неоднократно излагал в присутствии подвластных ему пресвитеров и других клириков учение о Святой Троице, отстаивая точку зрения, которую отмечает церковный историк Сократ Схоластик, что Святая Троица – это Троица во Единице. Было очевидно, что он признавал единосущие всех Лиц Пресвятой Троицы, а следовательно, и единосущие Сына Божия с Богом Отцом. Подчиненный же святителю Александру пресвитер Арий, любивший споры, склонился к противоположному мнению и начал возражать, что если Отец родил Сына, то в таком случае Рожденный имеет начало бытия, и отсюда следует, что было время, когда не было Сына, и что Сын создан, как и прочие творения, из небытия (т.е. из ничего) (Сократ Схоластик. Церковная История. Кн. 1. Гл. 5).
Историк Ермий Созомен подчеркивает еще некоторые подробности, а именно, что, согласно Арию, Сын по Своему свободному самопроизволению способен как на зло, так и на добро, и что Он – создание и тварь (Ермий Созомен. Церковная История. Кн. 1. Гл. 15). Мнение Ария спровоцировало смуту в Александрийской Церкви, и некоторые клирики начали просить святителя Александра осудить вольнодумца за эти нововведения в вере. Святитель попытался уговорить Ария отказаться от своего мнения и присоединиться к общецерковной позиции. Но воодушевленный тем, что его сторону приняли некоторые епископы и пресвитеры, Арий не внял увещанию и продолжил утверждать свое лжеучение. Убедившись, что еретик непоколебим в своем безумстве, святитель Александр отлучил Ария от церковного общения, созвав для этой цели Поместный Собор, в котором участвовали около ста епископов (Сократ Схоластик. Указ. соч. Гл. 6).
Дальнейшие действия Ария весьма характерны для любого еретика с того времени и до сего дня (те же приемы используют и нынешние извратители веры – модернисты). Он начал добиваться признания и оправдания и с этой целью стал писать письма близкому ему епископу Евсевию Никомидийскому, пользуясь следующими уловками. Во-первых, Арий представил исконно-церковное Православное учение в искаженном виде – в своих письмах он оклеветал святителя Александра, добавив к его позиции отсутствовавшие в ней пункты. Вторым ухищрением было сглаживание спорных моментов в своей позиции перед Евсевием Никомидийским, представление ее в более приемлемом виде. В этих письмах Сын уже был «прежде времен и прежде веков совершенный Бог (!), единородный, неизменяемый» (Епископ Иоанн (Митропольский). История Святых Вселенских Соборов. М., 1871). Дальнейшие тексты писем Ария изобиловали подобными хитростями, которые использовали и его последователи-ариане на Первом Вселенском Соборе, но как не уворачивался, он не смог скрыть существенную разницу между свои лжеучением и Православием, и в итоге написал уже яснее: «Нас преследуют за то, что мы говорим: Сын из не сущего» (Там же). В этом и заключается главное различие: у ариан Сын произошел «из не сущего», тогда как согласно Православному учению – из Сущего, то есть предвечно рождается от Отца и единосущен Ему.
Однако Арий все же сумел привлечь на свою сторону некоторых влиятельных епископов, среди которых, кроме Евсевия Никомидийского, был и сыгравший существенную роль на Первом Вселенском Соборе епископ Евсевий Кесарийский. Использованный Арием манипулятивный метод вкратце описан святителем Александром таким образом: «Об этом (сущности своего учения) они молчат, либо оставляют это в тени посредством нарочито вымышленных речей и писаний. Прикрывая таким образом гибельное свое учение убедительными и вкрадчивыми беседами, они увлекают к себе того, кто податлив на обман, и в то же время не упускают случая оклеветать перед всеми и наше благочестие» (Там же). Православным необходимо уяснить две эти уловки, поскольку они используются, к сожалению, очень успешно и современными лжеучителями-модернистами.
Арианские споры усиливались, принимали все больший размах, и, наконец, слух о них дошел до императора Константина. И здесь мы видим первое проявление вышеупомянутого стремления лавировать между двумя крайностями, следовать серединному пути. В своем послании к Арию и святителю Александру император укорил обе стороны за возникший спор и изложил свою точку зрения, которая заключалась в том, что рассматриваемый вопрос, во-первых, непостижим для человеческого ума и в связи с такими прениями существует опасность «довести народ до богохульства или раскола», а во-вторых, по мнению императора, этот вопрос был маловажным. Эта реакция святого Константина по-человечески объяснима, поскольку в самом начале он едва ли имел возможность полностью вникнуть в сущность спора. И сегодня, когда мы сталкиваемся со спором, о предмете которого слабо информированы, первое, что приходит на ум, – посоветовать спорящим не тратить времени напрасно. Однако такой совет почти всегда остается неуслышанным. Также произошло и при возникновении спора вокруг арианской ереси, и после того как все попытки императора примирить противоборствующие стороны оказались безуспешными, он решил вынести вопрос на суд Вселенского Собора.
На заседаниях Собора, кроме крайних позиций спорящих сторон, появилась и «умеренная» позиция (серединный путь) Евсевия Кесарийского. Как утверждают некоторые историки, за основу выработанного на Соборе Символа веры было взято исповедание веры Кесарийской Церкви, которое Евсевий принял от своих предшественников и которое читалось при совершении оглашения и Таинства Крещения. Вот его текст: «Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого; и в единого Господа Иисуса Христа, Слово Божие, в Бога от Бога, в Свет от Света, в Жизнь от Жизни, в Сына единородного, перворожденного всей твари, Который прежде всех веков родился от Отца, через Которого все произошло, Который для нашего спасения воплотился и пожил между человеками, и страдал, и воскрес в третий день и взошел к Отцу, и приидет опять во славе судить живых и мертвых…» и т.д.
Во-первых, необходимо отметить, что святитель Афанасий Александрийский, например, не допускал возможности, чтобы в качестве основы выработанного Собором Символа веры был взят этот текст (Лебедев А. П. Вселенские соборы IV и V веков. Сергиев Посад, 1896). Согласно другим предположениям, которые не лишены основания, Евсевий Кесарийский предлагал не унаследованный с прежнего времени (как он утверждал), а выработанный им самим Символ, составленный таким образом, чтобы удовлетворить обе спорящие стороны. Независимо от того, какое из этих двух предположений верно, если этот Символ и был принят Кесарийской Церковью до Собора, то после возникновения ереси Ария он стал неприемлемым, так как кроме прочего (например, «перворожденного всей твари» и других неточных выражений), в нем было одно очень существенное упущение: не была четко определена онтологическая связь Отец – Сын. Этот недостаток позволял арианам вкладывать свой еретический смысл в некоторые значимые выражения, например, в слова «Бог от Бога». Эти слова не заставляли их принимать догмат, что Сын рожден из сущности Отца, а не от не сущего, поскольку, как они говорили: «Можем согласиться с этим, так как мы также произошли от единого Бога, от Которого все». Но сравним с Апостольским посланием: Но у нас Один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и Один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им (1 Кор. 8, 6). Из этого стиха становится ясно, что как все от Отца, так все – через Сына. Ариане и здесь проявили свою характерную изворотливость и смогли сочинить оправдание, что якобы да, все остальное творение – Сыном, но даже если мы примем, что Сам Сын – прежде всех времен и прежде всякой твари, Он все таки «от не сущего». Тогда Собору пришла на помощь блестящая диалектика святителя Афанасия Александрийского, разъяснившего онтологическую разницу между Творцом и творением.
«Сын Божий, или Слово, по мнению ариан, есть творение, назначенное творить все прочие твари. Но такое творящее творение, по рассуждению святителя Афанасия, заключает противоречие в самом себе. Как творение, и оно само должно принадлежать к числу тварей, и, следовательно, под именем всего состава творений надобно разуметь и Его. Но слово Божие говорит нам: „Вся яже Отец творит, сия и Сын такожде творит“ (см.: Ин. 5, 19); что творит Отец, то творит и Сын, творимое Отцом – творится и Сыном; итак, что же? Следует, что или Сын творит Самого Себя, есть Сам Свой творец, или – творя дела Отца – Он Сам не есть творение. Да и как возможно, чтобы существо, сотворенное из ничего, воззвало несущее из небытия к бытию? Творить не свойственно твари, как бы высока ни была она по своему достоинству; а приписывать какой-либо одной из тварей способность творить – значит приписывать ее всем; но этого быть не может. Общий закон: существа сотворенные, конечные, не могут творить; самые ангелы не могут творить, потому что они сотворены (разве согласитесь с еретиками Валентином, Маркионом, Василидом?). Существа конечные могут только изменять, разнообразить, давать различные формы вещам уже существующим: но творить из ничего – не их дело. Следовательно, одно из двух: или Сын Божий – тварь, и тогда Он не может творить в собственном смысле сего слова, творить из ничего, – или Он творит (а это подтверждается Писанием), тогда Он не принадлежит к числу тварей» (Епископ Иоанн (Митропольский). Указ. соч.).
В создавшейся ситуации были возможны только два варианта: или Сын рождается из сущности Отца, единосущен Ему и является истинным Богом, или, если Он сотворен из не сущего (из ничего), то Он является тварью, а не Богом. Чтобы обозначить онтологическую связь Отец – Сын, в Символ веры был включен термин «единосущный». Это был конец лукавым измышлениям ариан. Они не принимали единосущие, и при таком положении граница между Православием и ересью обозначилась совершенно четко. С этого момента Отцам Собора оставалось только очистить предложенный Евсевием Кесарийским Символ от прочих второстепенных мест, которые могли быть восприняты двусмысленно, кое-где они его дополнили, где-то сократили, и, наконец, Символ приобрел такой вид, что даже его автор уже не мог его узнать (Лебедев А. П. Указ. соч.).
Итак, попытка Евсевия Кесарийского предложить примирительную догматическую формулировку на Первом Вселенском Соборе окончилась провалом. И сам он был назван полуарианином, поскольку потерпел поражение как и ариане. Вот как можно стать полуарианином, но полуправославым быть невозможно! Серединный путь оказался неистинным, а истина оказалась крайностью. И чтобы еще более утвердить эту «крайность» и не оставить и тени сомнения или возможности для превратного толкования Символа, Отцы Собора прибавили и соответствующие анафематизмы: «Говорящих же, что было время, когда не было Сына, что Он не существовал до рождения и произошел из несущего, или утверждающих, что Сын Божий имеет бытие от иного существа или сущности, или что Он создан, или изменяем, или преложим, таковых предает анафеме Кафолическая и Апостольская Церковь» (Там же).
ДРУГИЕ ПРИМЕРЫ ИЗ ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИИ
После этих событий в истории Церкви не раз случалось, что именно крайняя позиция являлась православной, а умеренная, компромиссная – неистинной. Здесь можно вспомнить, например, случай с блаженным Феодоритом Кирским на Четвертом Вселенском Соборе, когда тот пытался избежать произнесения анафемы против еретика Нестория. Но Отцы, зная о его пристрастии к Несторию, настояли, чтобы Феодорит сделал это публично, отмежевавшись таким образом от еретика. То есть от умеренности он был призван к крайности. И только после того, как сам находясь под угрозой анафемы, он пошел на эту крайность и во всеуслышание произнес анафему Несторию, Отцы объявили, что все сомнения относительно правильности исповедания епископа Феодорита отпадают (Деяния Вселенских соборов. Т. IV. Казань, 1908).
Во время споров вокруг монофелитской ереси императоры Ираклий и Констанс II пытались путем компромиссных догматических формулировок, в которых исключался предмет спора – две воли Богочеловека Христа, – добиться примирения спорящих сторон, то есть как бы вернуть время назад, к тому моменту, когда спора еще не было, как будто спорный вопрос вообще не возникал. Но этот опыт не был успешным. Православие не терпит компромисса истины с ложью. После того, как появилась ересь, Православное исповедание должно включать ясное и категоричное ее осуждение. Замалчивание истины или неполное ее исповедание уже не есть Православие.
В наше время примеры подобных поисков компромисса истины с ложью стали еще более многочисленными, особенно с появлением экуменического движения, которое возвело такой компромисс в ранг единственного и непоколебимого догмата. Очевидны и некоторые практические проявления этого стремления смешать истину с ложью, такие как календарная реформа 1923 года. Прекрасно зная, что папский календарь находится под соборными анафемами с конца XVI века (хотя некоторые современные «исследователи» невежественно и абсолютно безосновательно оспаривают этот факт), реформаторы календаря изменили только порядок неподвижных праздников. А что касается Пасхалии, они попытались ввести придуманную ими же «новоюлианскую пасхалию», которая, однако, оказалась настолько непригодной, что они были вынуждены в срочном порядке отказаться от нее и вернуть к употреблению Александрийскую святоотеческую Пасхалию. Последствия этого безумного смешения и рассечения литургического и календарного единства Православной Церкви до сих пор тяготят как Поместные Церкви, принявшие новый смешанный календарь, где проведение нормальных богослужений, отвечающих требованиям устава, практически невозможно, так и Поместные Церкви, пребывающие в общении с ними.
Иерей Божидар Главев
