С каждым днем все более и более обостряется ситуация, характерная наступлением так называемой «антиклерикальной революции», хотя более точным для нее было бы название «антицерковная революция».
Некоторым кажется неожиданной та слаженность и организованность, с которой она проводится, дикость ее форм и изощренность информационной поддержки. Многие священнослужители и авторитетные люди Церкви уже высказались по этому поводу, их анализ полон глубокой и исторической правды. Не дерзая что-либо добавить к нему, однако, считаем своим долгом попытаться продолжить анализ связи этой революции с актуальным искусством, поскольку она представляется более чем очевидной.
Более того, без понимания этой онтологической связи невозможно оперативно и компетентно отвечать на эту явную угрозу, а сделать это Церковь, на мой взгляд, должна обязательно.
Первое, что хотелось бы отметить, – это попытки объяснить такую агрессию по отношению к Церкви политическими мотивами и протестными настроениями. Они не должны вводить нас в заблуждение, поскольку анализ истории акционистского движения в России последних лет ясно показывает, что главным объектом такой агрессии почти всегда являются христианские символы и святыни – без определенной связи с политическими событиями и персонажами. В связи с этим в ряду прочих можно вспомнить, например, такие выходки, как демонстрация плаката с кощунственным изображением Распятия напротив храма Спаса на крови в Екатеринбурге или публичное уничтожение икон А. Тер-Оганяном. Возникновение же политического подтекста, столь явно выраженного в известном кощунстве в храме Христа Спасителя, – относительно новый тренд, который на самом деле призван замаскировать антихристианскую агрессию и придать ей некое подобие «легитимности» якобы чисто политического характера.
Второе важное обстоятельство, дающее возможность произвести некоторые обобщения, заключается в поразительном сходстве всех сценариев подобных акций между собой.
Как правило, они представляют собой ограниченное во времени и пространстве действие с использованием кустарно выполненного реквизита и костюмов, часто напоминающих убогую комсомольскую агитпродукцию 1920-х годов, либо вообще без каких-либо дополнительных аксессуаров. Результатом же является видео- или фотофиксация, демонстрирующая спонтанное сюжетное развитие акции – с включением в нее людей, шокированных таким действием и порой неловко пытающихся ему помешать. Эти люди затем выставляются агрессивными «православными мракобесами», напавшими на невинных акционистов. Затем этот сюжет тиражируется и подается с соответствующими комментариями в прессе, интернете, блогосфере и т.д. Таким образом, мы имеем дело с очень эффективной по своей разрушительной силе тактикой провокаций, не требующей ни бюджета, ни значительных организационных усилий.
И, наконец, третье, о чем необходимо упомянуть, – об исторической перспективе, связывающей сегодняшних актуальщиков-кощунников с глобальным интернационалом актуального искусства и авангардными движениями начала прошлого века. Сделать это необходимо вовсе не из научного интереса, а для более глубокого и адекватного представления о явлении, с которым нам пришлось встретиться лицом к лицу.
Принципы и стратегии, о которых я уже упомянул, были разработаны еще дадаистами и их духовными братьями – русскими футуристами. Агрессивный анархо-бомбистский напор в сочетании с цинизмом и последовательным богоборчеством – истинное содержание этой стратегии, а циничная провокация – ее форма. Однако в основе ее лежало и лежит вовсе не простое желание встряхнуть сознание обывателя, а глубинный бунт безумного (не в душевном, а именно в духовном смысле) человека против Бога.
Это явление бунтующего духа на сегодняшний день сущностно остается тем же, однако оно институализировалось, обросло томами культурологических интерпретаций, стипендиями, фондами и прессой. Оно давно преодолело национальные и политические границы, приобрело интернациональный характер. Оно приобрело легитимность в рамках крупных культурных форумов, таких, например, как Берлинский кинофестиваль (где был репрезентирован фильм об ультрарадикальной группе «Война»), в процессе выдвижения номинантов на Российскую премию актуального искусства «Инновация» и на многие другие.
Это явление интегрировано в современную глобальную цивилизационную модель, однако при этом неразрывно связано с неомарксистским, анархистским и иного рода ультралевыми движениями. Оно агрессивно вторгается на чужие культурные территории, демонстрируя культ разнузданности и ничем не ограниченного произвола. И все чаще и чаще объектом этого вторжения становятся сакральные смыслы традиционного, в том числе религиозного, сознания.
Теперь дошла очередь и до Русской Православной Церкви.
И с болью приходится констатировать, что наша Церковь, преодолевшая смуты, расколы и страшные гонения, оказалась не готова к этой примитивной по своей сути, но изощренной по содержанию агрессии.
Однако преодоление этой беды возможно, если мы все – в меру своих сил и с Божией помощью – осознаем, с чем мы имеем дело. Поймем, что это не просто разрозненные группы людей, пусть и управляемые из единого центра. Нет, это серьезная антихристианская сила, горизонтально структурированная, крепко встроенная в современную цивилизацию и современную культуру. Она обладает институциями, финансами, информационной поддержкой и медийными и интернет-технологиями.
Перед нами враг – умный, циничный и безжалостный.
Ни в коем случае не отвечая на его агрессию – своей, мы, тем не менее, должны иметь твердую, последовательную и осознанную позицию по отношению к нему, черпая силу и крепость в том числе в словах апостола: «Духа Божия [и духа заблуждения] узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога; а всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придет и теперь есть уже в мiре» (1Ин.4:2-3).
